Шершаво-влажный окровавленный язык исчез во рту. За ним сомкнулись губы, липкие от крови. Губы были незнакомыми, так же, как и рот. Так же, как и гортань, в которую чей-то гибкий, проворный и чужой язык пытался протолкнуть безжизненный и недоумевающий ошмёток плоти, лежащий на нём.