an intellectual beast
Есть у меня сказка.

Моя сказка в снежинках.

Ей было больно и она потрескалась.

Кристаллы-бериллы моей милой –

Чёрные расщелины на поверхности.

Моя сказка самая чудесная.




В этом поместье кто-то умер. А ты привела меня сюда. Страшная, безобразная старуха с растрескавшимися как пустыня губами, но виднеющимся меж ними пузырём с кровью. У тебя отсутствуют глаза – зачем? – когда всё, что я могу получить от тебя – весь окат ужаса, пронизывает меня парализующими иглами уже по приближении твоём.

Кругом вперемешку неясные зыбкие огни: неоновые, свечей, уличных криков Луны, - они хороводят где-то вдали, не смущаясь соседством различных эпох, зато дерзко ускользают от моего взора, вызывая головокружение. Мы пересчитываем деревянные балясины, шагая в скупом воздушном пространстве, вьёмся вверх по лестнице дома, словно бинты по руке прокажённого, и мне, так же как и им, делается хуже и хуже с каждой минутой, я прогниваю насквозь.

Чувствую, что придётся сейчас вдыхать смерть в "полном её расцвете", аромат кровавого мясорубного цветка, и право выбора моё ограничено либо свершением этого здесь и сейчас, либо последующим переносом в ад ещё более кошмарный, помноженный на бессчётные повторения в кривых зеркалах.

Шаг навстречу неотвратимости – я хочу расплавиться в муках тотчас же. Старуха мерзко лопочет что-то, начиная отдёргивать пыльную ширму – ничего не разобрать – плотный материал съезжает в сторону – да что она говорит? – я не могу видеть этого, не хочу! – колени – это шарниры, и они хорошо смазаны, я падаю, я качусь, или мне только кажется – мерзкая дрянь шамкает, желая быть услышанной и, понимая, что не добилась этого, повышает голос – блестящий перекатывающийся шар в её пасти взрывается, заливая струями крови единственное зеркало – доморощенный ад позади старинного гобелена, начинка зазеркалья смыта наилучшей из жертв – тайна сокрыта. Оседаю на пол в брызгах туманно-бордовой чужеродной субстанции, благодаря которой спасена.